Русская философская традиция, трагически прерванная революционными событиями начала XX века, почти не успела по-настоящему повлиять на мировую философскую мысль. Однако такое воздействие было не только возможно, но и необходимо. Возможность плодотворного воздействия русской мысли на западноевропейскую философию обусловлена тем, что самобытные и глубокие духовные основания этой мысли почти незнакомы Западу. Необходимость же обогащения западной философии «русским духом» стала особенно насущной в виду очевидного ее выхолащивания.
Одним из самых ярких и ценных выражений русской мысли явилась идея соборного единства. Понятие «соборность» даже при определенной моде на его употребление остается еще, по существу, нераскрытым ни в своем глубинном смысле, ни в тех эвристических возможностях, которые оно открывает. О «соборности» говорят обычно применительно к некому «особому русскому менталитету». Однако это сужение смысла сильно обедняет понятие соборного единства и, в конечном счете, мало способствует даже и прояснению своеобразия русских основ жизни. «Соборность» ни в косм случае не может быть сведена к этнографическим особенностям – она имеет глубокий и универсальный философский смысл.
Выделяя предварительно этот смысл понятия «соборность», необходимо исходить из первичного его употребления в экклесиологии. «Соборность» как признак Церкви означает полноту и внутреннюю целостность ее как некой «коллективной личности», при том, что эти полнота и целостность реализуются только в единстве составляющих ее индивидов и церковных общин разного уровня. Соборное единство этих членов есть их свободное единство в вере, взаимной любви и общем жертвенном религиозном служении. Церковь является в силу этого Телом Христовым, Богочеловеческим организмом любви. Однако от органического единства соборность отличается тем, что она не отменяет, а напротив, максимально утверждает личностное бытие своих членов, ибо онтологической базой здесь является любовь, вера и жертвенное служение. Через эти высшие проявления своей свободы личность возрастает в соборном единстве до полноты личностного бытия.
Соборное единство образует структуру, все элементы которой, находясь логически в отношениях подчиненности и соподчиненности, сохраняют при этом все признаки личностного бытия и имеют равное отологическое достоинство, будучи причастны, каждый непосредственно, высшему абсолютному первоначалу. Поэтому каждый член соборного единства напрямую через себя и в себе связывает любые другие члены (даже если логически стоит «не между ними»), притом так, что без него эта связь невозможна. Но с другой стороны, ни один член (даже самый «высший и всеобщий») не стягивает на себя всю полноту смысла так, как если бы другие были излишни или необязательны, – каждый всей этой полнотой смысла обладает, но не в частном порядке, а в соборном единстве.
В онтологическом смысле соборность является, таким образом, более высоким принципом единства, чем механическая или даже органическая системность – она является высшим онтологическим принципом. Механическая связь осуществляется на внешнем уровне, и ее наличие или отсутствие никак не меняет «в-себе-и-для-себя-бытия» связываемых элементов. Связь химическая организована более тонко, но она и более глубока: меняя свойства вступающих в нее элементов, она образует новое качество вещества. Органическая связь еще тоньше и еще глубже: она есть уже некое единство жизни, в котором каждый член организма имеет полноценное существование только в рамках целого, он живет для всего целостного организма и не сам собою, а только этим целостным организмом.
Соборное единство осуществляется на высшем, духовном уровне, в нем обретается предельная глубина и богатство связи, предельная тонкость организации и максимальное взаимопроникновение, исток и совершенство личностного бытия. Поскольку высшее всегда есть ключ к низшему, соборность является не просто высшим, но и универсальным принципом бытия, именно в свете онтологии соборного единства проясняется в полной мере понимание и более низких сфер бытия. Особенно актуален такой подход в области социальной философии, в наибольшей степени страдающей от механицистского и органицистского редукционизма. Здесь как нигде ясно, что настоящее глубокое понимание общества достижимо не «снизу» (проекты «социальной физики и физиологии»), а только «сверху», в логике экклесиологии, через анализ «общественной соборности» и «Церкви», взятой в социально-философском смысле. Но следует помнить, что логика соборного единства пронизывает собою вообще весь мир сверху донизу: мир держится любовью и имеет своим основанием свободное духовное единство, обращенное к Богу. Любовь, свобода и личностный характер бытия слабо выражены на низших ступенях мироздания, но именно в свете всемирной соборности как онтологического принципа эти ступени получают полноту осмысленности.
Соборность имеет не «горизонтальную», а «вертикальную» структуру. Соборное единство не может устроиться из сочетания неких индивидов, монад, какую бы тесную кооперацию между ними ни предполагать. Соборное единство также не может образоваться из дифференциации некой тотальности, сколь бы глубокое внутреннее саморазличение ни предполагалось в этом случае. Ни личность, ни любовь, ни свобода не могут быть поняты на почве рационалистической философии. По-настоящему это возможно лишь на основе идеи соборности, взятой как онтологический и гносеологический принцип, или же они могут быть рассмотрены с точки зрения философии соборности.
Первостепенное значение идея соборности имеет, как уже было сказано, для углубления и творческого обновления социальной философии. И здесь ее значение сказывается, прежде всего, не на уровне феноменологического описания общества, а в раскрытии онтологических его основ. Смысл принципа соборности в социальной философии заключается в осмыслении церкви как «конкретно-всеобщего явления» общественной жизни. Как сказал бы Э.В. Ильенков, «с точки зрения канонов старой, традиционной формальной логики это определение чересчур «конкретно», чтобы быть «всеобщим», но именно такое «всеобщее» заключает, воплощает в себе «все богатство частностей» не как «идея», а как вполне реальное особенное явление, имеющее тенденцию стать всеобщим и развивающее «из себя»... другие «особенные» формы действительного движения» (статья «Всеобщее» из «Философской энциклопедии»). Выдающийся советский философ мыслил «конкретно-всеобщее» человеческой общественности в другом ключе, чем мы, однако, используя его логические наработки в «идеалистически перевернутом виде», мы всего лишь довершаем «диалектический виток», начатый переворачиванием Г.В.Ф. Гегеля.
Церковь есть фундаментальная социально-онтологическая реальность и ключ к выстраиванию настоящей социальной философии. Под Церковью здесь понимается единство людей, утвержденное в вере и служении («социально-философское понятие Церкви» у С.Л. Франка). Соборность такой «Церкви» есть первичный акт самореализации человеческого бытия – как личного, так и общественного. Логика соборного единства пронизывает всю жизнь человека, органически совмещая в себе динамику бесконечной устремленности к Богу и неизменность, абсолютность, вечность ценностного пространства человеческого бытия. Социальная философия оказывается, таким образом, неразрывно связана с общеонтологической и антропологической проблематикой, осмысление общества исходит из раскрытия смысла человеческого бытия, взятого в его предельных основаниях.
Соборное понимание общественной жизни позволяет говорить о человеке не как об атомарном существе лишь внешним образом соотнесенном с другими индивидами, оно помогает избежать растворения человеческой личности в тотальности «всеединого человечества». Человек не есть единоличное существо, но он не есть и «винтик», «клеточка» общества. Общество не есть простой набор атомарных индивидов, но оно не есть и безлично объективная стихия, отменяющая собою всякую самобытную значимость отдельного человека. Личность и общество не редуцируются друг к другу и не представляют собой борющиеся стороны противоречия, они есть выражения соборности человеческого бытия, они укоренены в этой соборности. Принцип соборности, основания для разработки которого дает нам русская духовно-философская традиция, позволил бы в органическом единстве и предельно глубоко осмыслить все формы и уровни человеческой социальности: от «тайны двух» и семейного бытия до государственности и всемирной истории.