Наблюдаемое в последнее время тяготение к западным моделям построения общества сочетается с не менее выраженным стремлением опереться на некие родные, русские основы общественной жизни. Разумеется, что эти «исконно русские» основы понимаются всегда по-разному, в зависимости от политических пристрастий того или иного автора, однако те идеологические концепты, которые подвергаются при этом переосмысливающему истолкованию, имеют и объективно существующую историю и внутреннюю логику. Восстановить их можно только при условии обращения к истокам. Одним из понятий, часто звучащих в дискуссиях последних лет, является «соборность», понимаемая зачастую совершенно противоположным образом, но всегда как светлый русский идеал. На наш взгляд, в этом слове, действительно, отражается, во-первых, определенное понимание основ общественной жизни, присущее русскому менталитету, и во-вторых, некий общественный идеал, во многом направляющий историческую жизнь русского народа. Именно поэтому нам представляется важным рассмотрение различий «соборности» и принципов «гражданского общества», лежащих в основе западных общественных моделей, рассмотрение, исходящее из истоков этих понятий.
В «Символе веры» церковь охарактеризована четырьмя предикатами: «единая, святая, соборная и апостольская». Признак, по-гречески обозначенный «католике», вызывает взаимное непонимание Восточно-православной и Римско-католической церквей. «Католичность» католиков есть географически всемирная монолитность и подчиненность папе Римскому, православие же переводит упомянутое греческое слово как «соборная». Анализ раннехристианских источников показывает, что католичность обозначает некое качество, относимое ко всякой местной церкви, и не имеющее прямой связи с католическим юридизмом, она означает для ранних христиан полноту, обнимающую собою все, что нужно для жизни церкви, и не требующую в принципе никакого внешнего дополнения. Основой кафолической Целостности является христианская любовь как единство Тела Христова, достигаемое в акте богослужения через действие Святого Духа. Церковный организм имеет свои члены, различные по роли и значению, но равно необходимые для осуществления Целостности, его жизнь имеет внешне закрепленные формы, некий «чин», что не отменяет основоположного принципа. «Дух, которым олицетворяется церковь, дышит где хочет». Отсекая глупую «свободу» прихоти, эта «чинность» является основой свободы как бытийного поступка. Иерархическая «сословность» общества служит в этом случае органическим выражением принципа всеобщего служения при различии мест и обязанностей в этом служении, а как таковая – неотъемлемой принадлежностью соборности общества.
Противоположные принципы общности закрепляются понятием о гражданском обществе. Основой здесь является диалектика понятия «гражданин», в котором соединяется идея атомарности и принципиальной самобытности с идеей общности интересов и взаимозависимости через систему потребностей и правовое обережение частной жизни. Теории общественного договора, неверно описывая причины и механизм возникновения государства, весьма точно, однако, репрезентируют самопонимание гражданского общества. «В гражданском обществе каждый для себя – цель, все остальные для него ничто. Однако без соотношения с другими он не может достигнуть своих целей во всем их объеме: эти другие суть поэтому средства для целей особенного» (Гегель). Из частных интересов отдельного гражданина вырастают все отношения и институты в гражданском обществе, воля индивида довлеет себе и если иногда себя ограничивает, то это мотивируется потребностями ее удовлетворения в других, более значимых для нее отношениях. Самостийная личность здесь – мера всех вещей, но и надындивидуальные субъекты общественной жизни, выросшие из воль и потребностей отдельных индивидов (как они полагают), имеют свою внутреннюю логику, независимую от воли и действий этих индивидов, образуя собой некую среду, в которой они действуют. Это положение вещей политически находит свое выражение в скрытой дилемме либерализма и демократии, т. е. в конфликте начал личной свободы и господства воли численного большинства.
Принцип соборности имеет своим основанием другой тип личности – «церковную личность». Это понятие равно применимо и к индивиду, и к общности, двойная форма собственности на землю в крестьянских общинах является экономическим выражением этого факта. Соборное единство упраздняет еще до ее возникновения проблему соотношения частных и общих интересов, поскольку они совпадают непосредственно. Не существует для соборности и проблемы равенства, ибо оно дано как факт, не существует проблемы соотношения свободы и долга, ибо в акте служения, имеющего истоком любовь, а конечной целью славу Божию, они совпадают. Соборность в качестве основы общественной жизни предполагает «неслитный, непреложный, нераздельный, неразлучный» союз земного и небесного по аналогии с Церковью. В совпадении различающихся личностей общества и индивида заключается и исток огромной жизненной силы такого рода общностей, и возможность извращенных реализаций указанного принципа. Специфические опасности заключает в себе и идеология гражданского общества.
При всех поверхностных аналогиях, которые проводятся между германским фашизмом и сталинским режимом, корни этих явлений принципиально различны. Гитлеровская идеология, будучи замешана на идеях национального превосходства, национального унижения и реванша, апеллировала, тем не менее к частному сознанию отдельного немца, в его личных бедах и комплексах обвиняя некие общности (евреев и коммунистов преимущественно), внушая ему идеи его личного превосходства над «неарийцами» и обещая каждому немцу (арийцу) в частном порядке господствующее положение в будущем «тысячелетнем рейхе». Эта идеология имеет своей основой гипертрофию индивидуалистического начала, перенесение частного эгоцентризма на уровень нации и принципов частной собственности на весь мир. Частное «Дазайн» партикулярного немца в своей экспансии на мироздание в целом преподносится германскому сознанию как национальная идея мирового господства, как «тысячелетний рейх». Совершенно иной тип апелляции – – к «классовому сознанию» – дает сталинская идеология: классовое унижение и реванш под руководством партии как авангарда передовой общности. Образ врага здесь не столько какая-либо общность (буржуазия – скорее теоретический противник и безликое пугало), сколько отдельные вредители, кулаки и диверсанты, могущие обнаружиться в любой общности (перерожденцы).
Таким образом, имея в основе своей частно-гражданское сознание, германский фашизм не без посредства восточно-мистических и древне-мифологических элементов приводит к разрушению самих основ гражданского общества, выпестовывая обезличенную военно-идеологическую машину, подминающую под себя всякую личность. Русский же коммунизм, имея массовой своей основой крестьянское общинное понятие о справедливости и соборный идеал любви и братства всех людей, не без посредства западных идей разделения и борьбы вырождается в полное отрицание соборного идеала, порождая ту же обезличенную государственную машину. На уровне проявлений эти два разнонаправленных процесса, действительно, похожи, однако даже логика репрессивной идеологии здесь различна: для нацистов каждый индивид либо включается через строгий отбор в число чистокровных арийцев и хозяев жизни, либо остается за бортом как недочеловек, для репрессивного же аппарата НКВД все советские люди есть монолитное единство, из которого надо вычищать различную разлагающую его заразу и отсекать загнивающие части.
Эти извращенные формы реализации не должны заслонять от нас того положительного содержания, которое несут те или иные принципы общности. В основе действия механизмов гражданского общества лежит принцип воли, реализуемый через акты ведения и волеизъявления: тот или иной характер основоположной воли определяет характер интеграции индивидов. В основе соборности лежит принцип служения, и то, в служении чему конституирует себя соборная целостность определяет существенным образом характер внутренней дифференциации этой целостности. Те и другие механизмы действуют одновременно, и соотношение их можно представить в виде горизонтальной оси «свобода личности – воля большинства», на которой укладываются все процессы гражданского общества, и вертикальной оси «теофания – тоталитаризм», которая отражает различные модификации соборного начала, основанного на принципе служения.
Постепенное формирование гражданского общества в России представляет собою явный свершающийся факт – особенно в последние годы. Пресытившись «вертикалью» служения, приведшей нас в пропасти тоталитаризма, русский народ расширяет свою «горизонтальную базу», осваивает пространство частной жизни и частной воли на основе либерализма и демократии, как полюсов этой «горизонтали». Однако нельзя не учитывать, что фундаментальные и архетипические модели восприятия народом властных структур и своего к ним отношения меняются гораздо медленнее политической конъюнктуры и поэтому остаются в своей основе определены многовековыми традициями русской общественной жизни, выстраиваемой в логике соборного единства. Этот факт не может служить основанием ни для благодушных иллюзий, ни для пессимизма, ибо на стезе служения, как и на «ровном месте» либерально-демократической «горизонтали», есть свои опасности: Гитлер пришел к власти демократически, а Сталин – не без использования соборно-патерналистской психологии. Этот факт прежде всего должен быть осмыслен в своей неустранимой фактичности, чтобы возможно было осмысленное взаимодействие с общественной идеологией, ибо, судя по опыту исторического пути России, можно ожидать весьма скорого возврата к соборным основам общественной организации, к принципу служения общественной личности. Судьба у русского человека такова, что он остро чувствует реальность общественной целостности, свою включенность в ритмы этой целостности и больше глядит наверх, чем по сторонам.