Российская полиция в истории России и в историческом сознании россиян
Трехсотлетие российской полиции, празднуемое в нынешнем году, ставит нас перед весьма серьезными вопросами, связанными с осмыслением себя в истории. Прежде всего, нельзя не заметить, что сама информация об этом юбилее, – как, впрочем, и о многих других юбилейных датах нашей истории, – звучит несколько неожиданно не только для непосвященного человека, но и порой для людей непосредственно причастных к государственной службе. Не праздновалось ведь ни 200-летие, ни 250-летие полиции, – по причинам, с одной стороны, вполне понятным, а с другой, – совершенно нетерпимым. Эти причины восходят к тому идеологическому насилию над историческим сознанием нашего народа, которое осуществлялось на протяжении всех лет советской власти.
В рамках этой советской парадигмы отечественной истории не было вообще никакой истории России, а была, например, «История СССР периода феодализма», «История СССР периода капитализма» (наименования кафедр исторического факультета МГУ до 1992 года) [1]. Для самых маленьких при этом издавались учебники, в которых история СССР начиналась с того, что «около полумиллиона лет назад почти вся наша страна была покрыта толстым слоем льда» [2, с. 6], а для их учителей – хрестоматии, например, «по истории СССР 1861-1917 годов» [3]. Иначе говоря, согласно советской историографии, до революции на этой территории была история народов будущего СССР, угнетаемых враждебным государством.
Однако, хотя Советский Союз, по представлениям коммунистических идеологов, каким-то виртуальным образом существовал даже до революции 1917 года, говорить при этом о существовании, хоть бы и виртуальном, советской милиции в дореволюционный период было, конечно, невозможно. Более того, вообще ни о какой преемственности государственной службы для коммунистов и речи быть не могло. «Разрушить до основания», – это были не пустые слова партийного гимна и не просто хлесткая фраза. Этими словами обозначалась предельно конкретная программа физического уничтожения всей прошлой государственности и полного «обнуления» истории народа и страны.
Эта утопическая цель, разумеется, не могла быть достигнута буквально, тем более, что о необходимости присвоения победившим пролетариатом всех материальных богатств, которые создала предшествующая история, говорилось в коммунистической пропаганде с самого начала. А после первого приступа революционного энтузиазма «разграбления награбленного» новые хозяева жизни вспомнили о необходимости присвоить и иные богатства, выработанные прошлым, – знания и систему их передачи, художественные ценности и навыки их создания, правопорядок и способы его обеспечения. Очень скоро, помимо «пролетарской сознательности» и «классового чутья» потребовался профессионализм в самых разных сферах деятельности.
Новой власти при строительстве «нового мира» пригодились наработки и дореволюционной медицины, и дореволюционного машиностроения, и так далее, – вплоть до наработок дореволюционной военной науки. Не всем профессионалам удалось уцелеть в хаосе революции, но их опыт был востребован. Но была одна сфера профессиональной деятельности, в которой разрыв с традицией был принципиально важен и в которой любой намек на преемственность рассматривался как идеологическая диверсия, – это была сфера правоохранительной деятельности.
В результате десятилетий идеологического насилия все сколько-нибудь положительные аспекты деятельности правоохранительных органов в сознании советского человека прочно ассоциировались с советской властью, а милиция получила романтичный эпитет «Рожденная революцией» (название телевизионного многосерийного фильма (10 серий) о создании и истории советской милиции, снятого в 1974 – 1977 годах по заказу Гостелерадио). Слово «полиция» приобрело при этом в советском языке устойчивые отрицательные коннотации, притом, прежде всего, в тех случаях, когда речь шла о российском контексте.
Во-первых, это явилось следствием идеологических установок, данных основоположниками марксизма-ленинизма и вошедших даже в словари русского языка, как разъяснение сущности полиции: «Во всех буржуазных республиках, даже наиболее демократических, полиция является главным орудием угнетения масс (как и постоянная армия), залогом всегда возможных поворотов назад к монархии» [4, c. 262]. При этом, говоря о деятельности полиции современных западных стран, все-таки невозможно было совсем скрыть тот факт, что эта деятельность во многом направлена на противодействие уголовной преступности и обеспечение общественной безопасности (хотя, конечно, гораздо больший акцент делался на разгоне полицией рабочих демонстраций). Деятельность же российской дореволюционной полиции в обыденном советском сознании связывалась почти исключительно с «угнетением масс» и с борьбой против революционного движения.
А во-вторых, на формирование отрицательных коннотаций слова «полиция» в советской языковой культуре сильно повлияла пропагандистская разработка темы коллаборационизма на оккупированных территориях в годы Великой Отечественной войны. Те, кто приходил на службу к немецким оккупационным властям, получали нашивки с надписью «Polizei» и такая же надпись была на вывеске соответствующего органа оккупационной администрации. Человек, служащий в полиции, называется по-немецки der Polizist, однако, конечно, неспроста обыденным наименованием коллаборационистов стало не это правильное «полицист», а именно нарочито неправильное «полицай», – как если бы врача называли «медицина». Само отрывистое звучание этого слова в контексте русской речи, само открытое пренебрежение правильностью именования, да еще и склонение этого иностранного слова по правилам русского языка выражает здесь негативное отношение к объекту и более того, – презрение к нему. Наименование коллаборационистов «полицаями» изначально возникло именно как оскорбление, будучи по смыслу синонимом «предателя», а эмоционально оказываясь даже сильнее.
В результате сама параллель между «милиционером» и «полицейским» для человека, воспитанного в советской языковой среде, звучала кощунственно. Единственная сфера культуры, где слова «полиция» и «полицейский» не несли однозначно негативного смысла, это переводные зарубежные детективы. Причина этого уже была указана выше: полиция в этих детективных романах ловила преступников и защищала мирных граждан. Российской дореволюционной полиции в исполнении этой функции официальная советская пропаганда категорически отказывала. Двести лет служения России и её народу, те двести лет, в которые полицейская служба оформилась в профессиональное занятие и дала уже примеры высокого профессионализма, были представлены советской пропагандой как сплошная «власть тьмы», а весь кадровый состав царской полиции был автоматически отнесен к «врагам трудового народа».
Было бы, впрочем, ошибкой приписывать всю «заслугу» дискредитации полиции в глазах населения исключительно большевикам. Первый страшный удар по тем, кто обеспечивал безопасность жизни и общественный порядок в стране, был нанесен под флагами либерально-демократической Февральской революции. «Те зверства, которые совершались взбунтовавшейся чернью февральские дни по отношению к чинам полиции, корпуса жандармов и даже строевых офицеров, не поддаются описанию. Они нисколько не уступают тому, что впоследствии проделывали со своими жертвами большевики в своих чрезвычайках», – пишет свидетель этих событий, – «городовых, прятавшихся по подвалам и чердакам, буквально раздирали на части, некоторых распинали у стен, некоторых разрывали на две части, привязав за ноги к двум автомобилям, некоторых изрубали шашками» [5, с. 228]. Далее автор отмечает, что «всё это Керенский называл в то время «гневом народным» [5, с. 229], однако совершенно очевидно, что остервенение революционной толпы во многом было следствием той агрессивной антигосударственной пропаганды, которую много лет вели деятели Государственной Думы.
Показательно, что, переходя в своем рассказе к событиям октября 1917 года, Константин Иванович Глобачев пишет: «Для меня лично в то время, по существу, решительно все равно было, правит ли Россией Керенский или Ленин. Но если рассматривать этот вопрос с точки зрения обывательской, то я должен сказать, что на первых порах новый режим принес обывателю значительное облегчение, которое заключалось в том, что новая власть своими решительными действиями против грабителей поставила в более сносные условия жизнь и имущество обывателя. Но, должен оговориться, это было только на первых порах…» [5, с. 290]. Прошло совсем немного времени и созданные новой властью органы правопорядка стали использоваться ею для осуществления политических репрессий в несравнимо больших масштабах, чем это происходило до революции. Подавление гражданских свобод, в котором обвиняли дореволюционную полицию, стремительно вышло на качественно новый уровень в деятельности ВЧК, НКВД, ГПУ и иных служб.
Очень горьким, даже трагичным образом большевистское поругание истории вернулось на головы далеких потомков после конца советской власти, когда пропаганда 1990-х огульно объявила всю милицию (уже не советскую, а российскую к тому времени) «оборотнями в погонах». Теперь уже не коммунистическая, а либеральная идеология навязывала массовому сознанию ту же самую установку: органы внутренних дел есть орудие подавления масс, инструмент угнетения народа государственной властью (коммунистическим режимом).
Впрочем, социальная революция конца XX века произошла гораздо менее катастрофично, чем коммунистический переворот, с которого век начался, а потому вовсе дискредитировать советскую милицию уже не удалось. Кадровая преемственность в милиции не прерывалась, и в профессиональном сознании сотрудников органов внутренних дел отсутствовал какой бы то ни было разрыв между деятельностью советской и российской милиции. Да и насильственного разрыва с советской массовой культурой тоже не было, а в этой культуре положительный образ милиции, ее борьба с социальным злом и служение интересам народа занимали существенное место.
Всё это и ведет к тому, что столетие советской милиции, которое было отмечено 10 ноября 2017 года, было воспринято современными сотрудниками органов внутренних дел как, безусловно, свой праздник, – эти сто лет хотя бы в некоторой мере ощущаются ими как та история, к которой они причастны, а вот информация о том, что российской полиции уже триста лет, чаще всего воспринимается ими только как занимательные сведения о том, к чему они прямого отношения не имеют.
В связи со всем сказанным можно говорить о насущной задаче восстановления целостности исторического сознания граждан современной России, и в том числе – сотрудников российской полиции. По некоему остроумному замечанию, история не столько учит чему-то, сколько спрашивает весьма сурово за невыученные уроки. Для того, чтобы успешно выстраивать стратегию развития полицейской службы в России, совершенно необходимо все наши исторические уроки усвоить, как бы тяжелы они ни были.
Прежде всего, перед ведомственной исторической наукой стоит масштабная задача изучения истории дореволюционной российской полиции. Празднуемый нами трехсотлетний юбилей является, конечно, прекрасным поводом такую научную работу активизировать. На протяжении всего советского периода дореволюционная история полиции изучалась крайне мало и крайне тенденциозно, но в 1990-е и особенно в 2000-е годы исследований, посвященных этой теме, появлялось все больше. Однако и до сих пор недостаток объективных научных данных о реалиях полицейской службы в XVIII и XIX веках очень сильно ощущается.
А результаты такого внимательного научного изучения хорошо было бы донести до массового сознания в доступной ему форме, – телевизионный сериал о буднях провинциальной полиции XIX, например, века подошел бы для этих целей наилучшим образом.
Следующая задача, последовательно вытекающая из восстановления исторической правды о дореволюционной полицейской службе, состоит в формировании исторически целостного облика российских органов внутренних дел. При этом важно раскрыть не только те стороны исторического развития правоохранительной службы, которые являются предметом законной гордости российских стражей правопорядка, но и те негативные моменты, которые так или иначе присутствовали в их деятельности. Важно проанализировать истоки и причины таких негативных проявлений в прошлом, с тем чтобы избежать подобного в нашем настоящем и будущем. Несмотря на очень существенные политические, социальные и идеологические разрывы в истории нашей страны, нам необходимо обеспечить некоторое базовое смысловое единство отечественной истории и некую инвариантную идейно-нравственную основу государственной службы в России.
Решение этой последней задачи невозможно без глубокого концептуального осмысления места полицейской службы, как таковой, в системе государственной власти и управления, а также особенностей взаимоотношений российских органов внутренних дел с российским государством и российским обществом.
Полицейские функции государства, как отмечают все теоретики государства и права, возникают с самого начала государственной жизни человечества и они неотъемлемы от государственности, как таковой. При этом на ранних этапах развития государства эти полицейские функции выполняются, как правило, теми же вооруженными формированиями, которые обеспечивают и внешнюю безопасность государства. Впрочем, исследователи отмечают и такую весьма примечательную подробность: достаточно часто для обеспечения внутреннего порядка в государствах Древнего мира использовались иноземцы, не обладавшие, к тому же, личной свободой. Определенная логика в этом, конечно, присутствует: наводить порядок и обеспечивать послушание населения под угрозой применения оружия гораздо удобнее в социально-психологическом смысле чужаку, да и носители власти, используя этих чужаков для обеспечения полицейских функций, в некоторой степени дистанцировались, таким образом, от насилия над собственным народом. Прямая параллель в этом отношении напрашивается с ранней советской историей, когда карательные отряды и «части особого назначения», обеспечивавшие жесткую политику властей в отношении крестьянства, набирались преимущественно из инородцев, например, латышей или китайцев.
Греческое слово «politia» означает буквально «гражданство, политика, государство», – от слова «polis», «город» [6, стб. 1022]. Таким образом, понятие «полития» (или, произнося по правилам латыни, «полиция») охватывает для античного человека всю государственную сферу жизни. И во времена позднего средневековья, когда возникает идея «полицейского государства», термин «полиция» по-прежнему охватывает фактически все административные функции. Концепция «полицейского государства» изначально представляет собой некую средневековую утопию, предполагающую всестороннюю регламентацию общественной и личной жизни для достижения благоденствия и счастья. Отчасти эта концепция наследует платоновскому «идеальному государству», отчасти является предтечей последующих социальных утопий, вплоть до коммунистической. А первой попыткой реализации «полицейского государства» в России, конечно, были петровские реформы, в ходе которых император постарался регламентировать все, что только смог: ношение бороды, покрой одежды, формы увеселений, прогулки, количество запрягаемых лошадей на выезд и количество надеваемых к празднованию украшений.
Уже вскоре, в XVIII и XIX веке, понятие «полицейского государства» приобрело негативный смысл в рамках политических теорий, будучи противопоставлено государству «правовому». Вместо административного всевластия государственной власти было предложено стремиться к верховенству права в жизни общества и государства. В рамках этой концепции свобода человека и его естественные права признаются изначальной данностью, человек имеет их не потому, что его ими наделяет государство.
Именно с этого момента полиция, ее место и роль в государстве начинают приобретать современный смысл. А именно, – главным смыслом полицейской деятельности постепенно становится не столько регламентация жизни общества, сколько защита прав, свобод и законных интересов человека. Этот путь смысловой трансформации занял достаточно длительное время, что отразилось и в нормативных документах, регламентирующих деятельность органов внутренних дел.
Формировалась и создавалась полиция почти исключительно как инструмент проведения государственной политики по упорядочению и обустройству общественной жизни. Однако, давая в своем «Регламенте или уставе главного магистрата» (16 января 1721 г.) концептуальные установки по организации полицейской службы в городах, Петр Великий упоминает и о правах человека. Начав десятую главу «О полицейских делах» предостережением от самодеятельности при «сочинении новых уставов» и необходимости их согласования с Сенатом, он аргументирует это предостережение, прежде всего, тем, что «полиция особливое свое состояние имеет; а именно: оная споспешествует в правах и в правосудии…» [7, с. 195]. Далее перечисляются еще 14 общественно значимых функций полиции, но показательно, что обеспечение прав и правосудия поставлено Петром на первое место. При этом, конечно, государственно-правовой проект петровских реформ был очень далек от либеральной концепции правового государства, – отношения власти и народа понимаются в рамках этого проекта вполне патерналистски, как попечение государя о подданных, как гарантия прав, которыми он этих подданных наделил. И все-таки, хотя бы в такой исторически ограниченной форме, первой по счету функцией полиции заявлено именно «споспешествование в правах».
На протяжении всей дореволюционной истории российской полиции эта общая концепция ее деятельности не претерпела серьезных изменений. Главным смыслом полицейской службы оставалось обеспечение государственного контроля над жизнью общества. В то же время в общественном сознании России происходили постепенные сдвиги в сторону естественно-правовых концепций, видящих главную задачу государства в защите прирожденных и неотъемлемых прав человека. В государственной идеологии, к сожалению, подобных изменений не происходило, и возникающий диссонанс самосознания общества и самосознания власти явился в конечном итоге одним из значимых факторов назревания революционной катастрофы начала XX века.
Неудивительно, что полиция вызывала особую ненависть у революционных деятелей, если уж даже среди мирных обывателей она часто пониманием не пользовалась. Уже в первые дни Февральской революции В.И. Ленин с удовлетворением отмечая, что «полиция частью перебита, частью смещена» [8, с. 40], как одну из главных задач указывает: «Не дать восстановить полиции! Не выпускать местных властей из своих рук! Создавать действительно общенародную, поголовно-всеобщую, руководимую пролетариатом, милицию!» [8, с. 41]. Выработку конкретных форм существования этой новой милиции Ленин оставляет на творческую самодеятельность революционных масс, однако «схематический пример» того, как это могло бы быть, он дает:
«В Питере около 2 миллионов населения. Из них более половины имеет от 15 до 65 лет. Возьмем половину – 1 миллион. Откинем даже целую четверть на больных и т. п., не участвующих в данный момент в общественной службе по уважительным причинам. Остается 750 000 человек, которые, работая в милиции, допустим, 1 день из 15 (и продолжая получать за это время плату от хозяев), составили бы армию в 50 000 человек» [8, с. 42]. Таким образом, общая идея «схематически» такова: все взрослое население обоего пола от примерно 15 до примерно 65 лет, два дня в месяц посвящает охране общественного порядка в самых разных формах: патрулированию улиц, регулированию дорожного движения, охране складов, надзору за рыночной торговлей и т.д.
Сразу после захвата власти большевиками была сделана попытка реализовать эту схему, правда, с одной существенной поправкой на классовый подход. В марте 1917 г. Ленин писал, что «нам, пролетариату» нужна милиция «действительно народная, т. е., во-первых, состоящая из всего поголовно населения, из всех взрослых граждан обоего пола, а во-вторых, соединяющая в себе функции народной армии с функциями полиции, с функциями главного и основного органа государственного порядка и государственного управления» [8, с. 42]. Он прогнозирует при этом, что «такая милиция, на 95 частей из 100, состояла бы из рабочих и крестьян», но о классовых ограничениях при ее формировании пока речи нет.
Однако сразу после прихода большевиков к власти классовый подход был поставлен во главу угла кадровой политики. Постановление НКВД РСФСР от 28 октября 1917 года (10 ноября по новому стилю, который будет введен через три месяца, – дата положившая начало нынешнему празднованию «Дня сотрудника органов внутренних дел Российской Федерации») имеет название «О рабочей милиции» и определяет, что «Советы рабочих и солдатских депутатов учреждают рабочую милицию. Рабочая милиция находится всецело и исключительно в ведении Совета рабочих и солдатских депутатов» [9].
Спустя полгода, 10 мая 1918 года коллегия НКВД принимает следующее распоряжение: «Милиция существует как постоянный штат лиц, исполняющих специальные обязанности, организация милиции должна осуществляться независимо от Красной Армии, функции их должны быть строго разграничены» [9]. Таким образом, и принцип участия в милицейских отрядах «всего поголовно населения», и принцип соединения функций «народной армии с функциями полиции» остались революционной мечтой. Самоорганизации населения под руководством пролетариата не получилось, а новая власть нуждалась в собственных силовых структурах для проведения своей политики.
Когда В.И. Ленин произнес легендарную фразу о том, что «всякая революция лишь тогда чего-нибудь стоит, если она умеет защищаться» [10, с. 122], это касалось вопросов организации Красной армии и ведения Гражданской войны, однако и в обеспечении внутреннего порядка требовалась такая же «новая, социалистическая дисциплина» [10, с. 123]. В те же дни (на пять дней раньше упомянутой речи В.И. Ленина) совместным постановлением народных комиссариатов по внутренним делам и юстиции была принята инструкция «Об организации Советской рабоче-крестьянской милиции». В преамбуле этот документ назван «Инструкцией по постановке дела охраны революционного порядка», а пунктом вторым инструкции «советская рабоче-крестьянская милиция» объявляется «исполнительным органом рабоче-крестьянской центральной власти на местах» [11, с. 1031]. Тема обеспечения прав человека отсутствует здесь совершенно. Когда после организационных вопросов речь в инструкции доходит до «Предметов ведения советской милиции», пункт 25 устанавливает, что «советская милиция стоит на страже интересов рабочего класса и беднейшего крестьянства. Главной ее обязанностью является охрана революционного порядка и гражданской безопасности» [11, с. 1034]. «Буржуазная» идея прав человека была категорически отвергнута большевиками во имя классовых интересов и диктатуры пролетариата. Как показывает 26-ой пункт Инструкции, задачами милиции является исключительно обеспечение функционирования советской власти, слово «защита» не встречается во всем тексте Инструкции ни разу. Единственный подпункт 26-го пункта, имеющий хоть какое-то отношение к защите конкретного человека, звучит так: «принятие мер к охране безопасности и порядка во время пожаров, наводнений и других народных бедствий, а равно и подача помощи в несчастных случаях» [11, с. 1035].
В Указе Президиума Верховного Совета СССР от 08.06.1973 «Об основных обязанностях и правах советской милиции по охране общественного порядка и борьбе с преступностью» первый пункт звучит следующим образом: «Советская милиция призвана обеспечивать охрану общественного порядка в стране, социалистической собственности, прав и законных интересов граждан, предприятий, организаций и учреждений от преступных посягательств и иных антиобщественных действий» [12]. Здесь, как можно видеть, права и законные интересы граждан не забыты и поставлены даже впереди прав и интересов «предприятий, организаций и учреждений», однако по значимости они уступают общественному порядку и социалистической собственности.
При этом весьма характерно то, что в тексте Указа применяется термин не «защита», а «охрана» этих прав и интересов. Словарь В.И. Даля разъясняет глагол «охранять» следующим образом: «стеречь, беречь, оберегать, сторожить, караулить; боронить, защищать, безопасить, крыть, отстаивать, заступать, застаивать, держать в целости, сохранно, спасать» [13, с. 774]. Не во всех, но во многих отмеченных оттенках смысла присутствует момент доминирования над объектом охраны. Глагол «защищать» этого оттенка не имеет, он в большей степени выражает самоотдачу в пользу защищаемого: «оберегать, охранять, оборонять, отстаивать, заступаться, не давать в обиду; закрывать, загораживать охраняя» [14, c. 668]. Конечно, речь идет только об оттенках смысла и очень часто слова «охрана» и «защита» могут использоваться как полные синонимы, однако в текстах нормативных актов выбор того или другого понятия очень важен.
И вот в законе «О советской милиции» 1991 года статья первая звучит уже следующим образом: «Советская милиция - государственная правоохранительная вооруженная организация, защищающая граждан, их права, свободы и законные интересы, советское общество и государство от преступных и иных противоправных посягательств» [15]. Защита (именно защита, а не «охрана») граждан поставлена здесь уже на первое место и единственным остаточным проявлением советской идеологии остается задача по «защите государства», то есть, фактически, вменение милиции функций по обеспечению государственной безопасности.
На протяжении всей истории российской полиции и милиции урон ее общественному имиджу наносило, прежде всего, ее использование в политических целях, – для целей политического сыска и политических репрессий. Само становление полиции как особого вида государственной службы в современном мире неразрывно связано с постепенным ее освобождением от этой политизированности. Современный российский закон «О полиции» в своей первой статье дает безупречно выверенную концепцию «назначения полиции» в современной России.
Во-первых, «полиция предназначена для защиты жизни, здоровья, прав и свобод граждан Российской Федерации, иностранных граждан, лиц без гражданства, для противодействия преступности, охраны общественного порядка, собственности и для обеспечения общественной безопасности», – ни слова не сказано здесь о «защите государства», только права и свободы людей, противодействие преступности, общественный порядок, охрана любой собственности и общественная (не государственная!) безопасность. При этом, что важно, «полиция незамедлительно приходит на помощь каждому, кто нуждается в ее защите от преступных и иных противоправных посягательств». И, наконец, пункт третий первой статьи устанавливает: «Полиция в пределах своих полномочий оказывает содействие федеральным органам государственной власти, органам государственной власти субъектов Российской Федерации, иным государственным органам, органам местного самоуправления, иным муниципальным органам, общественным объединениям, а также организациям независимо от форм собственности, должностным лицам этих органов и организаций в защите их прав» [16]. Первые слова этого пункта могли бы ввести в заблуждение («полиция … оказывает содействие … органам государственной власти»), однако далее в ряду перечисления значатся также общественные объединения и организации любых форм собственности, и самое главное, – полиция оказывает содействие органам власти (как, впрочем, и другим субъектам общественной и хозяйственной жизни) не в осуществлении их функций, а «в защите их прав»!
Современный закон дает, таким образом, прочную концептуальную и нормативную основу выстраивания нового исторического облика российской полиции. Дух и буква закона «О полиции» должны стать определяющими, прежде всего, в профессиональном сознании самих сотрудников полиции, они должны реализовываться в государственном и общественном дискурсе о полиции, они должны отразиться и в повседневном восприятии полицейской службы гражданами. Наконец, это глубокое понимание общественной миссии полиции призвано послужить и обретению целостного исторического сознания, в рамках которого история нашего Отечества предстала бы во всей полноте своего содержания, осмысленного в перспективе современности.
Литература
1. Кафедры исторического факультета МГУ [Электронный ресурс] // Википедия. URL: https://ru.wikipedia.org/wiki/Кафедры_исторического_факультета_МГУ (дата обращения 15.02.2018 г.)
2. История СССР. Краткий курс: учебник для 4-го класса / под ред. проф. А.В. Шестакова. М.: Учпедгиз, 1955.
3. Хрестоматия по истории СССР. 1861-1917: учебное пособие для педагогических институтов по специальности «История» // сост. Антонов В.А., Волкова И.В., Гришина В.А. М.: Просвещение, 1990.
4. Словарь русского языка: в 4-х т. / АН СССР, Институт русского языка; под ред. А.П. Евгеньевой. – 2-е изд. испр. и доп. – М.: Русский язык, 1981-1984. – Т. III. (П – Р).
5. Глобачев К.И. Правда о русской революции. Воспоминания бывшего начальника Петроградского охранного отделения / под ред. З.И. Перегудовой; [сост. З.И. Перегудова, Дж. Дейли, В.Г. Маринич]. М.: Российская политическая энциклопедия, 2009.
6. Вейсман А.Д. Греческо-русский словарь / репринт изд. 5-е. СПб.: Издание автора, 1899. М. Греко-латинский кабинет Ю.А. Шичалина, 1991.
7. Реформы Петра I: сборник документов / сост. В.И. Лебедев. М.: Гос. соц.-эк .изд-во, 1937.
8. Ленин В.И. Полное собрание сочинений / изд. 5. Т. 31. Март – апрель 1917. М.: Политиздат, 1969.
9. Милиция // Википедия. URL: https://ru.wikipedia.org/wiki/Милиция (дата обращения 15.02.2018 г.).
10. Ленин В.И. Полное собрание сочинений / изд. 5. Т. 37. Июль 1918 – март 1919. М.: Политиздат, 1969.
11. Постановление Народных Комиссариатов по Внутренним Делам и Юстиции. Об организации Советской Рабоче-Крестьянской Милиции (Инструкция) // Собрание узаконений и распоряжений правительства за 1917 – 1918 гг. / Управление делами Совнаркома СССР. М. 1942. С. 1031-1037.
12. Об основных обязанностях и правах советской милиции по охране общественного порядка и борьбе с преступностью. Указ Президиума Верховного Совета СССР от 8 июня 1973 г. № 4339-VIII // Кодекс: законодательство, комментарии, консультации, судебная практика. URL: http://docs.cntd.ru/document/901974516 (дата обращения 15.02.2018 г.).
13. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 2: И – О. Репринт 2-го изд. СПб., 1881. М.: Русский язык, 1989.
14. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 1: А – З. Репринт 2-го изд. СПб., 1880. М.: Русский язык, 1989.
15. О советской милиции. Закон СССР от 6 марта 1991 г. № 2001-I. // Гарант: информационно-правовой портал. URL: http://base.garant.ru/6336530/ (дата обращения 15.02.2018 г.).
16. О полиции. Федеральный закон от 7 февраля 2011 г. № 3-ФЗ // Гарант: информационно-правовой портал. URL: http://base.garant.ru/12182530/ (дата обращения 15.02.2018 г.).