Политики, полиция и духовная власть
Понятия, вынесенные в заголовок этой статьи, нагружены в общественном сознании такими ассоциациями, что каждое из них по отдельности, а тем более, их постановка в один ряд вызывает скорее негативную реакцию, чем понимающий отклик. Представление о политике прочно связано у современных людей с борьбой политических партий за власть, через избирательные технологии, митинги, войну компроматов и подковерные интриги. И если политику понимать таким образом, то полиция, конечно, должна быть вне такой политики. Полиция должна охранять покой граждан и законный порядок общественной жизни, невзирая ни на какие политические разделения – так это понимается теоретически и в идеале. А на практике общественная психология отводит полиции роль надзирателя, – нужного, но неприятного.
В некотором смысле такое отношение является неизбежным, в силу самой специфики деятельности органов правопорядка. Но также вполне определенный негативный отпечаток на имидж отечественных органов внутренних дел накладывает и историческая память о той роли, которую играл НКВД в репрессивной практике большевистского государства. Симбиоз милиции и политической власти был очень значим для обеих сторон. Опора на мощный репрессивный аппарат давала советской власти необходимый контроль над обществом, а идеологические формулы об истинно народном характере милиции, действующей от лица истинно народного государства, обеспечивали ей необходимый авторитет и уважение советского народа. Беда только в том, что такая «народная милиция», подотчетная исключительно партийной власти, переняла многое от тоталитарной системы, действуя во многих случаях по ее заказу. А когда советская власть кончилась, то милиция осталась, во-первых, без должной политической защиты и материальной поддержки, во-вторых, без всякого идеологического обеспечения, а в-третьих, прижившийся навык «исполнения заказов» породил волну коррупции и «оборотней в погонах». Органы внутренних дел в последние десятилетия испытали и продолжают еще испытывать серьезный профессионально-нравственный кризис. К этому реальному кризису присоединились также усилия либеральной антигосударственной пропаганды по дискредитации системы власти, в результате чего социальный статус сотрудника милиции претерпел существенную девальвацию.
Не столь давнее переименование милиции в полицию должно было, видимо, символически обозначить некий рубеж в деле выстраивания нового имиджа органов внутренних дел. При этом, во-первых, очевидно, что одной сменой имени добиться ничего нельзя, и во-вторых, с этим новым именем тоже далеко не все так просто. Если мы хотим, чтобы переименование работало в нужном направлении, необходимо самое серьезное внимание уделить разъяснению его смысла.
Слово «полиция» активно шельмовалось в течение всего периода советской власти, – оно связывалось и с царской полицией, подавлявшей революционное движение, и с «полицаями» времен фашистской оккупации. Академический словарь русского языка 1984 года в качестве примера употребления слова «полиция» приводит, например, следующий пассаж из статьи В.И. Ленина: «Во всех буржуазных республиках, даже наиболее демократических, полиция является главным орудием угнетения масс (как и постоянная армия), залогом всегда возможных поворотов назад к монархии» [1, c. 262]. И хотя, как показала история, сказанное в гораздо большей степени относится к самому большевизму и к советским органам внутренних дел, – вплоть до «возможных поворотов назад к монархии» в лице Сталина, – в сознание было четко заложено: «милиция – хорошо, полиция – плохо». Постсоветские годы тоже не добавили слову «полиция» положительных ассоциаций, – такие выражения как «полицейские меры», «полицейское государство» активно нагружались в рамках либеральной идеологии негативным смыслом.
Таким образом, у полиции с политикой отношения очень не простые, да и собственный имидж у каждого из этих понятий далек от идеального. Что же касается третьего заглавного понятия нашей статьи, то «духовная власть» представляет собой и вовсе подозрительный термин. Подозрительный, во-первых, потому, что большинству современных людей вообще непонятно, что имеется в виду под духовностью, а во-вторых, потому, что сочетание этой непонятной духовности с властью людям представляется чем-то опасным. Духовная жизнь ассоциируется с чем-то возвышенным, с глубоко интимными личностными переживаниями и со свободой, а тут вдруг – духовная власть, в этом видится ограничение свободы, вторжение в личное пространство и сведение всех возвышенных чувств в земную плоскость. Когда люди слышат о духовной власти, то им слышится в этом, прежде всего, духовное насилие, или даже насилие над духом. Надо сказать, что эти людские опасения не лишены определенных оснований. Тема духовной власти имеет свои подводные камни, она часто реализуется в искаженном виде, однако все эти опасности и искажения означают каждый раз только одно: необходимо всерьез задуматься о настоящем смысле понятия духовной власти и прояснить его смысл. То же самое можно сказать и о теме политики: необходимо вернуть этому понятию настоящий смысл, а тогда, возможно, и тема полицейской службы будет понята более глубоко. Если мы поймем, чем должны быть эти вещи по своему изначальному призванию, то в результате, возможно, постановка в один ряд политики, полиции и духовной власти не будет выглядеть столь вызывающе странно.
Прежде всего, «политика» и «полиция» – это однокоренные слова. Этот общеизвестный факт заслуживает того, чтобы его не просто отметить, а серьезно осмыслить. То, что корням, о которых идет речь, уже две с половиной тысячи лет, и за это время общественная жизнь человека очень изменилась, не отменяет значимости этих корней для понимания настоящего смысла общественной жизни и в нашем настоящем времени. Из того, что мы ушли далеко от древних греков, не следует автоматически, что мы подошли ближе к истине. Не стоит искать у древних мыслителей готовых рецептов решения сегодняшних проблем, да и готовых ответов на вечные вопросы у них искать не стоит, но обращение к первоистокам способно помочь нам продвинуться в нашем осмыслении жизни.
И «политика», и «полиция» имеют корнем греческий polis. Буквально это слово означает «город», но поскольку греческие города были городами-государствами, то именно с государственным управлением уже прочно связан его смысл. В политологии встречаются попытки распространить понятие политики на более широкую сферу (например, на все отношения, где дело идет о какой бы то ни было власти, или на любые отношения, предполагающие разделение на «мы» и «они», на «своих» и «чужих»), однако смысловым ядром политики все равно остается государственная организация жизни. Политика – это, прежде всего, о государстве, однако полезно вспомнить, что изначально – «политика», «политический» означало не совсем то, что мы слышим в этих словах. Так, например, Аристотель, определивший человека как zoon politikon, «животное политическое», этот сущностный признак «политичности» раскрывает следующим образом. Человек способен к созданию не только естественных сообществ, но и сообществ политических. Главное различие между этими видами сообществ заключается в том, что естественное сообщество предполагает власть над несвободными, власть естественную, когда властвующий властвует в силу своих природных качеств, а подвластный вынужден подчиняться по естественному порядку вещей. В отличие от этого политическое сообщество означает власть, осуществляемую над свободными людьми, власть, которая не уничтожает их свободы, а напротив, основана на этой свободе каждого гражданина, эта власть свободно признается теми, кто ей подвластен: «В целях взаимного самосохранения необходимо объединяться попарно существу, в силу своей природы властвующему, и существу, в силу своей природы подвластному» (Политика, I, 2), «власть же государственного мужа – это власть над свободными и равными» (Политика, II, 21) [см. 2, с. 377, 386].
Политика, таким образом, в своем изначальном смысле соединяет в себе то, что мы называем государством и гражданским обществом. Говоря о современной политической ситуации, приходится считаться с тем фактом, что система государственного управления и свободная общественная активность граждан не имеют уже непосредственной связи, и должны налаживать между собою какие-то отношения. Первозданного единства между гражданским обществом и государством вернуть невозможно, но помнить о том, что гражданственность и государственность по сути своей есть одно, – необходимо как государственным служащим, так и активистам-общественникам.
Очень примечательно в этой связи греческое слово «полития», которое означает одновременно и права гражданства, и науку государственного управления (то есть политику), и государственное устройство, форму правления в государстве (особенно – демократическую его форму). Именно это слово, прочитанное по правилам латинского произношения, дало название органам правопорядка: полиция.
Известные слова Петра I о том, что «полиция есть душа гражданства и всех добрых порядков, и фундаментальный подпор человеческой безопасности и удобности», – это не просто красивая фраза. В этих словах, во-первых, выражена действительная суть полицейской службы, а во-вторых, – указано на истинный смысл политики, как таковой. Сущность и смысл государства заключается вовсе не в чиновничьем аппарате и политика в своем настоящем смысле состоит вовсе не в партийных интригах. Свой настоящий смысл государственная система и политическая жизнь обретают тогда, когда имеют целью именно «добрые порядки», «безопасность и удобность» человеческого существования. Много функций имеется у государства, но полицейская функция является наиболее значимой для жизни граждан. Экономические проекты государства и меры по социальному обеспечению в современном мире стали необходимостью, но в крайнем случае люди и без государства смогли бы обеспечить свою жизнь в материальном отношении. Главное требование к государству состоит в том, чтобы в общественной жизни был порядок, обеспечивающий «безопасность и удобность». Внешняя безопасность государства, обеспечиваемая дипломатией и армией, составляет необходимое условие мира внутри него, но суть и предназначение государства заключается именно в обеспечении этого мирного устроения внутренних дел и общественной жизни. В этом смысле полиция, прямо ориентированная в своем служении на обеспечение общественной безопасности, на охрану правопорядка и законности, на защиту прав и свобод граждан в непосредственном соприкосновении с повседневной жизнью, действительно, представляет собой «душу гражданства», живую основу общественно-государственного организма.
Общественный мир и согласие, конечно, должны обеспечиваться не только полицейскими мерами. Эти меры действуют на человека и общество преимущественно внешним образом, ограничивая и пресекая противоправные проявления, вставая на защиту законных прав и свобод граждан. Одним из важных результатов этого является нравственное оздоровление общественной атмосферы, однако свою настоящую основу общественный мир имеет в духовном благополучии общества.
Жизнь человека вообще, – как личная, так и общественная, – имеет основу в духе. Человек может быть с полным основанием назван духовным существом. Такое наименование, конечно, не означает – в индуистском смысле – иллюзорности материального бытия, оно просто указывает на ключевой момент в человеческом существе и человеческой жизни.
Человека отличает от животного мира наличие духовных способностей. Все прочие отличия, во-первых, производны от этого основного факта, а во-вторых, оказываются недостаточны для проведения четкой границы между животным и человеком. Разум, язык, труд, общественная структура, все это есть и у животных, – по своему, но есть. Интуитивно понятно, что все эти проявления у человека имеют радикально иной характер, но в же чем состоит эта инаковость, – невозможно сформулировать, рассуждая в рамках естественной логики. Если предназначение разума – приспособление, предназначение языка – коммуникация, цель труда – пропитание, смысл общественного единства – взаимопомощь, – то граница между животным и человеком совершенно расплывается в неопределенность. Возможно именно этого и хочется сторонникам естественной эволюции…
Однако настоящие и радикальные отличия человека от животного мира существуют, увидеть и назвать их мешает только зачарованность материалистической концепцией эволюции. Религиозная способность, нравственная способность, творческая способность, – вот то, что есть у всех людей, независимо от исторических, культурных, социальных условий, независимо от уровня интеллектуального развития личности и общества. И это – то, чего нет ни у кого из животных, независимо, опять-таки от степени их сообразительности, коммуникативности, богатства эмоциональной жизни и т.д. Духовные способности проявляются у человека по разному, в разной степени и разной форме, эти различия зависят от перечисленных условий, но само их наличие есть общечеловеческий факт. Умственно отсталые люди, даже уступая по степени интеллектуального развития некоторым животным, демонстрируют, тем не менее, наличие религиозных и нравственных чувств, творческой способности. Их умственная неполноценность зачастую ограничивает их в степени проявления духовных способностей, но эти проявления есть, их можно ясно видеть. Более того, как показывает практика, обращение к этим духовным способностям, опора на них, культивирование их дает существенный прогресс и общеинтеллектуального уровня, позволяет в какой-то мере реабилитировать умственно неполноценного человека.
Попытки редукции духовных способностей к «естественности» мира никогда не могут преодолеть того очевидного факта, что и нравственность, и религия противоестественны, а точнее – сверхъестественны по своей сути. Естественная жизнь учит безнравственности, ее закон – закон естественного отбора, «закон джунглей», в просторечии. Никуда за свои рамки, ни к каким религиозным сущностям и нравственным ценностям природный мир вывести не способен, скорее наоборот, – он стремится целиком подчинить себе человека, поглотить его своей естественной логикой, представая замкнутым на себя, самодостаточным Универсумом.
Однако слово «духовность» чаще всего употребляется не в смысле простого наличия в человеческой природе духовного измерения, чаще всего это слово обозначает особое качество жизни человека, а именно – возглавление его жизни духом, приоритет духовных ценностей и целей, духовные критерии оценки происходящего. Духовная жизнь человека имеет в своей основе власть духа в человеке, а соответственно этому, духовная жизнь общества есть жизнь, определяемая наличием в обществе духовной власти.
Понятие духовной власти вызывает весьма неоднозначные трактовки, и следует признать, что непонимание этого явления часто имеет принципиальный характер. Высказанное замечание можно отнести ко всей в целом проблематике духовности: часто здесь приходится видеть не просто недопонимание, а непонимание принципиальное. В качестве сравнения: если бы кто-то попробовал подойти к проблемам теории социального управления с позиций анатомии и физиологии, то нам пришлось бы указать на то, что он не просто не понимает «чего-то», а что он не понимает вообще ничего. Точно также, – если кто-то желает судить о вопросах духовной жизни (или в частности духовной власти) с позиций психологии, социологии, политологии, – да и той же самой теории управления, – нам придется констатировать не просто недостаток, а именно отсутствие понимания сути дела.
Духовную основу и духовный ресурс имеет вообще всякая власть в сфере человеческих взаимоотношений, – родительская, административная, экономическая, политическая. Власть, как формальная, так и неформальная, будучи организующим принципом общества, начиная от своих микроструктур и микроотношений, о которых писал, например, М. Фуко, и заканчивая геополитическим уровнем, является формой проявления духа. Далеко не всегда эти духовные проявления могут быть расценены как доброкачественные, однако даже в том случае, когда властвование выявляет духовное неблагополучие людей и общества, духовная природа власти остается непреложным фактом, и настоящее осмысление власти возможно только в свете понимания этих ее духовных основ (не всегда, как уже сказано, здоровых).
«Духовная власть», интересующая нас в данный момент, не только имеет, как и всякая власть, духовные ресурсы, она еще и ставит перед собой цели духовного порядка. И это обстоятельство радикально меняет саму внутреннюю природу властвования, его суть и смысл, а также способ его осуществления. Именно целями определяются средства, и если власть духа, ориентированная на достижение материальных, социальных или политических целей, вполне оправданно использует соответствующие средства, то в решении духовных задач эти средства не могут быть адекватны. Духовная власть по самому своему смыслу, а не только внешними приемами, отличается от любой другой.
Часто проявляющаяся неоднозначность в оценках, а порою и принципиальное непонимание феномена духовной власти имеет в основе, прежде всего, игнорирование духовных основ всякой власти, а также в целом, – подмену «духовного рассуждения» материальной логикой. Власть при этом изначально анализируется и понимается через призму мировоззрения, игнорирующего духовное измерение бытия, и таким образом, целиком вписывается в систему материальных, психологических и социальных категорий. Вторжение такой власти в духовную сферу жизни, в постановку и решение духовных задач, совершенно справедливо рассматривается как незаконное.
Однако, на наш взгляд, понятие духовной власти не только имеет право на существование, – это понятие является одним из базовых при настоящем философском анализе общественной жизни: характером духовной власти существенно определяется состояние общества, его историческое движение и облик создаваемой им цивилизации. Анализ различий в понимании духовной власти и в способах ее реализации в различных типах цивилизаций не входит в задачи данной статьи, это тема отдельного научного исследования. Здесь же мы попробуем уточнить общее понятие о духовной власти и общие принципы ее существования.
Основным, если не единственным ресурсом духовной власти является открываемая ею духовная вертикаль человеческого бытия. Свою силу эта власть имеет не сама в себе, и не в чем-то земном и временном, а благодаря тому, что она обеспечивает выход к абсолютным и вечным основам и ориентирам. Перед лицом этой онтологической вертикали все «пирамиды власти» политического, экономического и социального характера оказываются лежащими в горизонтальной плоскости.
Каковы же, исходя из сказанного, должные взаимоотношения политики и духовной власти? Прежде всего, никакие «простые» ответы не могут быть настоящим решением этой проблемы. Духовная и политическая власть не могут без взаимного ущерба быть просто соединены, – это грозит тоталитарными проявлениями. Они не должны и противопоставляться друг другу, – это разрушает общество. Даже привлекательный для многих и, казалось бы, приемлемый вариант их независимого существования без всякого соприкосновения друг с другом при ближайшем рассмотрении оказывается неудовлетворительным. Полная раздельность политики и духовной власти на деле оборачивается требованием того, чтобы, во-первых, политическая власть не имела духовного авторитета, была бы бездушным бюрократическим механизмом, а во-вторых, – чтобы духовная власть не имела никакого влияния на реальную жизнь людей. Таким образом, надо признать, что политика и духовная власть должны быть в обществе разделены, но при этом сохранять живую связь друг с другом. Проблема заключается в том, – каким должно быть это разделение, и какой должна быть эта связь.
Духовная власть апеллирует к наиболее высокому в человеке. Поэтому всякая попытка дополнительного «подкрепления» духовной власти психологическими, социологическими, политическими экономическими и силовыми ресурсами в результате духовную власть ослабляет, дискредитируя ее апелляцию к высоте духа. Поэтому в духовной сфере сам привычный принцип власти, то есть отождествление власти и силы, – теряет однозначную определенность. Именно в том случае, когда духовная власть лишена привычных земных ресурсов властвования, ее духовная сила становится наиболее очевидной. Не через обращение к политическим инструментам действует духовная власть на жизнь общества, а через расширение горизонта видения, через приобщение индивидуальной и общественной жизни человека к духовной вертикали бытия. Духовная власть, несомненно, первична, но настоящую свою силу она обретает тогда, когда смиренно отказывается от того, чтобы непосредственно направлять и контролировать общественную жизнь.
Политическая власть призвана обеспечивать постановку и решение задач исторического развития общества и в этом смысле политика есть сфера исторической реализации народного духа. Претензии политической власти на то, чтобы напрямую участвовать в решении вопросов духовного порядка, как уже было сказано выше, компрометируют эту власть. Однако для того, чтобы быть верной своему призванию, политика должна иметь в своей основе определенное духовное понимание смысла как мировой, так и национальной истории, должна ставить свои задачи исходя из этого понимания. Политическая власть есть, несомненно, высшая форма власти в человеческом обществе, но настоящую свою высоту она обретает в том случае, если признает над собою независимый духовный авторитет, и если, не претендуя сама на решение духовных задач, обращает свою деятельность в служение, имеющее духовную перспективу. Задачи, решаемые политической властью, не касаются прямо духовной жизни человека, однако политическая деятельность может и, – в идеале, – должна иметь духовные ориентиры.
Полицейская служба, будучи, как указано выше, осуществлением наиболее близкого к реальному человеку, и тем самым наиболее значимого уровня реальной политики, также нуждается в духовных ориентирах. Тот факт, что полицейская деятельность является наиболее приземленным уровнем политики, нисколько не уменьшает значимости для нее духовного фактора. Напротив, именно в силу того, что полиция действует в самом непосредственном контакте с реальной жизнью общества, имея дело, зачастую, с «изнанкой» этой жизни, – именно поэтому наличие духовного горизонта в мировоззрении полицейского является крайне важным. Слова о том, что политика обретает свою настоящую высоту в том случае, когда обращается в служение, имеющее духовную перспективу, относятся не только к «высокой» политике государственного и международного масштаба, возможно в еще большей степени они значимы для «политики домов, дворов и улиц», для деятельности по охране общественного порядка и обеспечению общественной безопасности. «Высокая» политика сама по себе достаточно высока, чтобы внушать уважение, а полицейская служба, являющаяся, по словам Петра Великого, «душой гражданства и всех добрых порядков, и фундаментальным подпором человеческой безопасности и удобности», нуждается в том, чтобы этот ее духовный смысл был раскрыт. Прежде всего, этот духовный смысл службы должен быть прояснен для самих сотрудников полиции.
В этом смысле особую значимость имеет Кодекс профессиональной этики сотрудника органов внутренних дел Российской Федерации, утвержденный в 2008 году [3] и, прежде всего, его вторая глава, излагающая «нравственные основы службы в органах внутренних дел». Этот небольшой по объему текст, задающий нравственные ценности, ориентиры и принципы службы, должен быть смысловым духовным ядром как профессионально-нравственного обучения, так и духовно-нравственного воспитания сотрудников полиции.
Литература
1. Словарь русского языка: в 4-х т. / АН СССР, Институт русского языка; под ред. А.П. Евгеньевой. – 2-е изд. испр. и доп. – М.: Русский язык, 1981-1984. – Т. III. (П – Р). – 752 с.
2. Аристотель. Политика / перевод С. А. Жебелева // Сочинения в 4-х томах. – М., Мысль, 1983. – Т.4. – 830 с.
3. Об утверждении Кодекса профессиональной этики сотрудника органов внутренних дел Российской Федерации: приказ МВД РФ от 24 декабря 2008 г. № 1138 // Текст приказа официально опубликован не был.