Не плоть, а дух...
Слова, вынесенные в заголовок, принадлежат Ф.И.Тютчеву: «Не плоть, а дух растлился в наши дни, и человек отчаянно тоскует…». Стихотворение называлось «Наш век», однако написанное в нем относится, видимо, к веку любому. Растление духа во все времена было причиной растления плоти. Констатация этого факта образует основу для постановки вопроса о духовном здоровье человека и общества. Такая постановка вопроса оправдана в принципе и очень насущна в современном мире. Хотелось бы однако сказать несколько слов как о некоторых опасностях на пути решения этого вопроса, так и о действительном смысле этого вопроса (в той мере, как мы его понимаем).

Даже забота о духовном здоровье порою, как это ни парадоксально, скрывает под собой глубокую духовную болезнь. О духовном здоровье порой заботятся не ради духа, а ради плоти, понимая «правильную духовную жизнь» как еще один способ улучшить свое физическое самочувствие и продлить безболезненное и бодрое существование своей плоти. Мысль о том, что одними медицинскими средствами здоровье сохранить и обеспечить невозможно, считается в этом случае верхом «духовной мудрости», а поиск духовных средств оздоровления подменяет собой настоящую духовную жизнь. Физическое здоровье часто сопутствует духовному, но далеко не всегда, – и святые тоже болеют и умирают. Физическое исцеление, порою явно чудесное, часто бывает связано с духовным усилием и духовным оздоровлением человека, но далеко не всегда такая связь есть, и далеко не всегда настоящее глубокое духовное возрождение и преображение человека перед лицом смертельной болезни приводит его к избавлению от этой болезни, – гораздо чаще после такого духовного пробуждения человек, покаявшись и причастившись, отходит в вечность.

Физическое здоровье (и выздоровление) не может являться надежным критерием духовного состояния человека. Такие критерии должны быть духовны, и на наш взгляд, первостепенно важна любовь. Можно точнее и полнее обозначить эти критерии, процитировав апостола Павла: «Плод же духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание» (Гал. 5: 22-23). И все-таки, как написал тот же апостол в другом послании, называя главные духовные добродетели, – «любовь из них больше» (1 Кор. 13: 13), любовь является основанием всех прочих духовных плодов, можно сказать, что она сама и есть – жизнь духа. И вот именно с этим у современности большие проблемы.

Именно любви катастрофически не хватает современному «любвеобильному» человечеству. Наш мир задыхается без любви в душных любовных объятиях. «Любовь – это все, что вам нужно», – спели когда-то «Битлз», и их призыв как будто бы был услышан. Однако, чем больше упражняются в любви современные люди, тем более невыносимо ясным делается осознание того, что все это «буйство глаз и половодье чувств» лишь прикрывает нашу обреченную покинутость, обездоленность любовью. И дело даже не только в подмене высоких отношений Ромео и Джульетты неугомонной сексуальностью, ибо для большинства «любовь» означает все-таки нечто духовное, – почти немыслимое, правда, без овладения «Кама сутрой», но именно духовное явление. Это про нее, духовную, говорят, что она «прекрасна, мир чарует», и ждут, что она «нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь».

Но вся жуть в том, что сами понятия о любви как-то вывихнулись у нас; с ног на голову встали все слова о ней.

В любви человек отвергается себя, растворяется в Другом, жертвуя своей самостийностью, и в этой жертве – впервые обретает полноту себя, открывает для себя самого чудные, неисследимые высоты своей личности. Он живет любимым, он дышит им, он им чувствует и действует. Ведь любовь – это и есть самая близкая близость, она есть нерасторжимое единство жизни двух в друг друге, а для современного человека здесь зачастую извращается каждое слово, и мы говорим, что самая близкая близость, соитие двух в одной телесности – это и есть любовь...

Любовь распахивает перед человеком весь мир, она озаряет его жизнь настоящим светом, давая видеть подлинную ценность всего. Она восхищает человека из паутины обыденности, разрешая его от всех пут и условностей, от самого даже стыда. Она делает его способным на все. Ведь любовь – это и есть свобода, в любви обретается раскрепощение и летящая легкость подлинно человеческой жизни. Но для современного человека слишком часто раскрепощенность и легкость, свобода от комплексов и условностей кажется как раз условием и основанием любви, слишком часто для нас именно бесстыдные «свободные отношения» – это и есть любовь...

Сказано: «познайте истину, и истина сделает вас свободными». Но не потому ли освобождает истина, что в подлинном своем смысле, то есть как истина живая и действенная, она есть влюбленность в каждую вещь, в каждое событие и во весь мир в целом. Истина, ведь, действительно, не может быть холодным набором сведений, который, как бы ни был широк, всегда неполон. Она может быть только обнаружением моего «я» внутри всего, возможностью назвать любую вещь на «ты», взаимопроникновенным единством жизни моего «я» и любого «ты», – истина может быть только любовью. Но для нас чаще наоборот: наша влюбленность, наше пристрастие к чему бы то ни было – это и есть истина в последней инстанции.

Наконец, ведь, «Бог есть любовь» и только любовь. Он весь – любовь, – в каждом Своем имени, в каждом о нас промышлении, в каждом действии или попущении. Бог есть любовь и ничего кроме любви, и эта любовь не только возводит к бытию и осеняет Собою все мироздание, но и в Сыне Единородном приносит Себя в жертву, исправляя и обновляя растлевшее грехом естество наше. Любовь истощает Себя, неистощимую, до конца отдает Себя, бесконечную, ради того, чтобы были мы. И мы можем по-настоящему быть, только отвечая взаимностью, ибо отвержение от общения любви выхолащивает наше бытие, обращает нас в мертвые пустые оболочки, надутые самодовольством. Мы Богу не нужны, но мы Ему желанны. Мы любимы Им настолько, что, по словам выдающегося православного богослова XX века, «Божественная воля будет всегда покоряться блужданиям, уклонениям, даже бунтам воли человеческой, чтобы привести ее к свободному согласию. Таков Божественный Промысл, и классический образ педагога покажется весьма слабым каждому, кто почувствовал в Боге просящего подаяния любви нищего, ждущего у дверей души и никогда не дерзающего их взломать»[1]. Это наше подаяние любви не Богу, конечно, нужно, а нам самим, но мы об этом не помним. Двери нашей души заперты, потому что в то время, как Бог есть любовь, мы провозглашаем любовь своим богом, ей мы служим и приносим жертвы. «Любовь – это все, что нам нужно», – говорим мы и бросаем: муж жену, мать детей...

А я про все на свете с тобою забываю,
А я в любовь, как в море бросаюсь с головой...

Но все дело в том, что любим-то мы зачастую только себя, и тот очаровательный призрак, к которому мы стремимся, – это наше собственное отражение, в него-то мы и глядимся – «как в зеркало до головокружения». То море, куда мы порою бросаемся, не имеет глубины, оно есть иллюзия, создаваемая мертвой зеркальной поверхностью, «холодной, как айсберг в океане». Нарциссическая самовлюбленность, видящая во всех и во всем «себя любимого», как раз и образует тот запор, на дверях нашей души, который не может быть насильно взломан Богом. Насилие – это всегда плод страстной потребности в чем-либо, а Бог не нуждается в нас – марионетках, Ему желанны мы – свободные, любящие Его и в этой любви обретающие полноту собственного бытия и реальное причастие к бытию Божественному.

Любовь Божия желает обратить нас к Себе, обратить нас в Себя, освятить нас Собою и ввести в полноту божественного бытия, сделав нас «тварными богами». А мы этот дар любви, этот наш мильон размениваем на гривенники и растрачиваем его в ненасытной пристрастности ко всему, чему попало и в служении своим прихотям и своему здоровью. Мы явно уже и не способны вернуть Богу хоть сколько-нибудь сверх нищенского подаяния. Но принести хотя бы то, что мы можем, хотя бы грошик из промотанного состояния, и молиться, чтобы он зачелся нам в две лепты, – это, собственно, и значит – обретать духовное здоровье и вести духовную жизнь.

Литература
[1] Лосский В.Н. Догматическое богословие // Лосский В.Н. Боговидение. – М.: Аст, 2003. – С. 502-503.