В ряду учебных дисциплин высшего образования философия занимает особое место. Будучи весьма отдаленно связана с задачами обретения конкретных профессиональных компетенций, она напрямую обращена к мировоззренческим основам общественной и личной жизни человека. В недавний период идеологической монополии советского марксизма преподавание курса философии в вузах имело очень ясную задачу формирования «единственно верного» мировоззрения, ядром которого был диалектический материализм с примыкающими к нему историческим материализмом и научным коммунизмом. В условиях идеологической свободы эта принудительная однозначность исчезла, однако вместе с ней в большинстве случаев нивелировалась также и серьезная мировоззренческая значимость курса философии. Объективно этому способствовало еще и то обстоятельство, что в учебный оборот вошло большое количество историко-философского материала. Само по себе обращение к истории философской мысли нельзя не признать фактом позитивным, изучение философии вообще невозможно без ознакомления с философской традицией. Однако на практике это привело к тому, что это ознакомление стало напоминать поход в Кунсткамеру: подивившись множеству странных, непонятных, забавных, парадоксальных и взаимоисключающих учений, человек только лишний раз убеждается в собственной «нормальности» и «здравомыслии». Переходя же к анализу философских проблем, подавляющее большинство преподавателей (и авторов учебников) привычно воспроизводят материалистические постулаты, вполне согласующиеся со «здравым смыслом» аудитории. При этом, благодаря тому, что эти постулаты в какой-то мере утратили свою категоричность и систематическую законченность, они стали еще лучше согласовываться со «здравомыслием» массового сознания. Таким образом, основная, на наш взгляд, задача философии по глубокому осмыслению человеком своего мировоззрения, а также по обеспечению возможности и формированию у него навыков сознательного созидания собственного мировоззрения оказалась вовсе вытесненной из системы высшего образования.
Весьма показательной в той связи является следующая ситуация. Пожалуй, главная мировоззренческая проблема – целый комплекс проблем, связаны с вопросом о смысле человеческой жизни. Альбер Камю, например, вообще объявляет вопрос о смысле жизни главным и единственным настоящим вопросом философии. И ставится этот вопрос им предельно остро: «Есть лишь один поистине серьезный философский вопрос – вопрос о самоубийстве. Решить, стоит ли жизнь труда быть прожитой, или она того не стоит, – это значит ответить на основополагающий вопрос философии» [1, C. 471]. Однако достаточно взять в руки любой учебник философии, чтобы убедиться в том, что современная философская мысль ничего не говорит на эту тему учащейся молодежи. И причина такого молчания состоит именно в молчаливом принятии материалистической парадигмы.
В данной статье мы ставим себе целью проанализировать, прежде всего, закономерные следствия принятия материалистических постулатов на уровне ценностного сознания человека. Основной методологической опорой при этом нам послужит логический анализ системной взаимосвязи рассматриваемых идей. В качестве некоторого эпиграфа позволим себе привести цитату всемирно известного ученого, с именем которого связано, пожалуй, самое крупное достижение биологической науки XX века, – открытие пространственной структуры молекулы ДНК, – Френсиса Крика. Эти слова цитируются часто, и в синонимичных вариантах перевода их легко найти в сети Интернет. Мы приведем их так, как они даны в статье Сергея Худиева «Разум, ведущий к вере», опубликованной в журнале «Фома»:
«Вы, Ваши радости и скорби, Ваши воспоминания и устремления, Ваше чувство личной идентичности и свободной воли на самом деле не более чем определенное поведение огромного скопления нервных клеток и связанных с ними молекул. Вы – не более чем набор нейронов... Хотя и кажется, что мы обладаем свободной волей, наши решения уже предопределены для нас, и мы не можем этого изменить» [2, С. 30-31].
Автор статьи цитирует слова Френсиса Крика в контексте полемики, однако добросовестность цитирования подтверждается тем, что приведенные им слова любят вспоминать и сторонники материализма, видя в них ясное и четкое выражение разделяемого ими мировоззрения. Так, например, на сайте «Свобода от религиозного фундаментализма» помещена заметка известного атеистического автора Е.К. Дулумана «Нобелевский лауреат Фрэнсис Крик и атеизм», где в числе трех наиболее значимых высказываний Френсиса Крика приведены и эти слова [3].
Мы позволим себе в дальнейшем изложении оставить за скобками вопросы о соотношении, обоснованности и взаимных претензиях религиозной веры и атеизма. Мы не будем подробно останавливаться также и на вопросе о соотношении материализма и научного знания. Тем читателям, которые не поверят на слово, что рассмотрение этих аспектов не добавляет очков ни материализму, ни атеизму, мы, во-первых, предоставляем право занимать по этим вопросам любую позицию, а во-вторых, предлагаем, независимо от занятой позиции, обратится к логическому анализу идейных структур материалистической философии и ее следствий для ценностного мира человека.
Прежде всего, эти идейные структуры необходимо изложить. При всей кажущейся простоте материалистических убеждений их изложение оказывается делом чрезвычайно затруднительным в чисто языковом отношении. Дело ведь в том, что естественный язык, на котором говорят все люди (и материалистические философы, конечно, тоже имеют его в качестве основы своей терминологии), насквозь пропитан религиозно-идеалистическими и мифологическими элементами. Излагая принципиальные основы философии материализма, приходится тщательно следить за словами, добиваясь точности передачи смысла. Прежде всего, нужно уяснить, что материю, как ее понимает материализм, нечему логически противопоставить. Кроме материи нет ничего, – утверждает материализм, и в этом смысле он радикально монистичен. Даже традиционно воспроизводящиеся в учебниках оппозиции «материя – дух», «материя – сознание» несут в себе нисколько не больше осмысленности, чем, например, оппозиция материи и массы. Ведь сознание (оно же дух) мыслится материализмом как «свойство высокоорганизованной материи». Утверждать в качестве членов бинарной оппозиции материю и одно из ее свойств логически нелепо.
Итак, кроме материи с ее свойствами и ее внутренними закономерностями нет ничего. Такое положение, кстати говоря, сводит на нет возможность сколько-нибудь внятно определить понятие материи: определение – это указание пределов, а у материи пределов нет. То, что называется «интуитивной понятностью» материи, базируется на нематериалистических предрассудках, будто бы есть что-то вне материи, – на подсознательном предположении существования чего-то «нематериального». Понятие «нематериального» ничтоже сумняшеся используют даже и философы-материалисты, хотя строго говоря, по их воззрениям, ничего нематериального нет и быть не может.
Так называемое «ленинское определение материи» в учебниках последних лет уже не цитируется прямо, но по существу остается основой для изложения соответствующих тем учебного материала. Это определение стоит рассмотреть подробно. Звучит этот текст, наизусть знакомый каждому философски образованному человеку, следующим образом: «Материя есть философская категория для обозначения объективной реальности, которая дана человеку в ощущениях его, которая копируется, фотографируется, отображается нашими ощущениями, существуя независимо от них» [4, С. 131]. Если на минуту отвлечься от того факта, что это определение долгое время считалось высшим достижением материализма, то выяснится, что оно не содержит ничего специфически материалистического и определяет материю тем самым «интуитивно понятным» образом, который согласуется с любым философским мировоззрением, кроме… материалистического.
При попытке прочитать эти слова последовательно материалистически, недоразумения начинаются с самых первых слов. Понятием «материя» предлагается обозначить объективную реальность, что подразумевает различение объекта и субъекта. А разве субъективная реальность не имеет материального характера?! То, что именуется «субъективной» реальностью, «представлениями», «внутренним миром» человека, – не есть ли все это, с точки зрения материализма, некое состояние материи и материальные процессы? Далее, – материя (она же «объективная реальность») «дана человеку в ощущениях его». Звучит так, словно человек есть нечто вне материи. Наконец, – материя «копируется, фотографируется, отображается нашими ощущениями, существуя независимо от них». Оставляя в стороне неуместное многословие, подчеркиваем главное: материя существует независимо от наших ощущений. В этом и состоит «интуитивная понятность» материи: это то, что существует независимо от нас и действует нам на нервы.
Однако, во-первых, эта основанная на «здравом смысле» картина противоречит современной науке: «Наивное представление о реальности частиц, обладающих четко определенными свойствами в отсутствие наблюдений над ними не выдержало испытания» [5, C. 53]. А во-вторых, это интуитивно понятное определение на уровне того же здравого смысла противоречит материализму: если А независимо от Б, то логично полагать, что и Б независимо от А, – независимость материи от сознания должна бы означать и независимость сознания от материи, то есть означать идеализм. Статус сознания определяется материализмом однозначно: оно есть «свойство материи», заключающееся в том, что одни части материи отображаются в других ее частях. При этом, однако, материя оказывается независима от сознания (то есть собственного свойства отражать саму себя!). Оставим в покое эти логические несообразности. Попробуем все-таки понять, что представляет собой материализм в мировоззренческом смысле, для того чтобы стало возможным проанализировать его аксиологическую значимость.
Как мы уже выяснили, смысл материализма, даже не утверждении материальности мира, которую вполне признают и многие другие мировоззрения, а в отрицании: кроме материи нет и не может быть ничего вообще. Именно отрицательное определение дает «материялизму» В.И. Даль: «отрицание всякой духовной силы, сущности духа в природе» [6, С. 305]. Все, что представляется философски наивному взгляду «нематериальным», является на самом деле внешним проявлением сложного взаимодействия материальных состояний, сил и процессов, – вот о чем идет речь.
Однако, помимо этой отрицательной стороны (нет ничего, кроме материи), в материализме присутствует и утвердительный смысл: весь состав бытия, весь мир насквозь – материален. Формально определить материю материализм не может, – она не имеет «иного», – но содержательно материальность всего в целом бытия что-то должна означать.
Если присмотреться к материалистической философии, то становится понятно, что под материальностью мира она имеет в виду эмпирически познаваемое природное, физическое бытие и его имманентные законы. «Единство мира состоит в его материальности», – это означает: «Всё в мире существует физическим образом и управляется физическими закономерностями». «Материя первична», – значит: «Физика является первоосновой всего». «Нет ничего, кроме материи», – имеется в виду: «Всё существующее сводится к физическим взаимодействиям физических объектов по физическим законам». Слово «физика» понимается здесь в исходном своем смысле, который одновременно является и наиболее соответствующим современному уровню развития науки. Физика (от греческого jusiV – природа) – это наука о принципах существования всей природы вообще. Когда-то ученым казалось, что законы химии имеют особый характер, что физиология живых организмов имеет другую основу, чем физика неживых тел. Сегодня физикам ясно, что все процессы в природе – от механики до биохимии – имеют в основе четыре вида взаимодействий: гравитационное, электромагнитное, сильное и слабое внутриядерные взаимодействия, которые вполне возможно свести воедино в рамках единой теории поля или «суперструн» [см. напр. 5, С 179-185].
Перейдем теперь к главному нашему вопросу о том воздействии, которое оказывает материалистическая философия на ценностную систему сознания человека. Следует сказать, что в рамках последовательно материалистического мировоззрения, которое мы описали, многие привычные понятия теряют свой смысл, либо так сильно трансформируются, что узнать их в этом новом обличии становится трудно. Прежде всего, исчезает всякая возможность говорить о свободе в настоящем смысле этого слова, то есть в том смысле, который предполагается естественным употреблением этого слова. И речь не идет о том, что материалистическая философия выясняет настоящий смысл обыденных смутных представлений о свободе, поднимая их на научную высоту. Нет. Материалистическая философия именно уничтожает настоящий смысл этого слова. В начале нашей статьи мы процитировали Френсиса Крика, «величайшего ученого и убежденного атеиста»: «Хотя и кажется, что мы обладаем свободной волей, наши решения уже предопределены для нас, и мы не можем этого изменить». Классики материализма XX века кратко формулируют это так: «Свобода есть осознанная необходимость». А развернуто, например, так: «…пока мы не знаем закона природы, он, существуя и действуя помимо, вне нашего познания, делает нас рабами "слепой необходимости". Раз мы узнали этот закон, действующий (как тысячи раз повторял Маркс) независимо от нашей воли и нашего сознания, – мы господа природы» [4, С. 198]. Наивная нелепость этих сентенций заключается в том, что «наша воля и наше сознание» существуют, согласно материализму, именно по тому самому закону природы, который познается, они являются его проявлением, и познание закона природы есть тоже проявление закона природы (и незнание его есть тоже проявление закона природы), а потому говорить о «рабстве» или «господстве» одинаково неуместно. Понятия «свободы» и «несвободы» одинаково невозможны в рамках материалистического мировоззрения.
Мы начали именно с темы свободы потому, что она в рамках нашего исследования принципиально важна. Традиционно понимаемая аксиология предполагает свободу: есть ценности, есть сознающий их человек, и есть его самоопределение по отношению к этим ценностям, когда «высший смысл свободы открывается как следование внутреннему, нравственному долгу» [7, C. 47]. Предполагается, что человек призван сделать некие ценности руководящим началом своей жизни, – но способен и не делать их таким началом. Предполагается, что человек способен и к переоценке ценностей, которая совершается его активным нравственным усилием. Само выделение и конституирование предметной проблематики аксиологии как самостоятельной области философской рефлексии было связано в первую очередь с работами И. Канта, противопоставившего сферу нравственной свободы сфере природной необходимости [8, С. 25].
Материализм объявляет ценностно-ориентированное поведение человека, как и все «духовные кризисы» с этим связанные, проявлением непреложных природных закономерностей. Таким образом, при последовательном проведении материалистической точки зрения происходит полное «растворение» аксиологической проблематики в имманентном бытии. Радикальный монизм в онтологическом плане неизбежно влечет столь же радикальный редукционизм в вопросах этики и эстетики. Свобода человека, конечно, молчаливо подразумевается большинством материалистических философов тех случаях, когда они говорят о настоящей жизни. Хотя наличие этой онтологической свободы невозможно теоретически совместить с материализмом, подразумевать ее приходится, для того чтобы жить и мыслить в нравственных категориях. Точно также молчаливо и без объяснений материализм подразумевает способность человека иметь сознание ценностей и активно, творчески самоопределяться по отношению к ним. Материализм пытается даже говорить о духовной жизни человека. Вот только, используя все эти заимствованные, мягко говоря, понятия, материалистическая философия обращает их против того, у кого она их «позаимствовала», – против традиционной нравственной, эстетической и философской культуры человечества.
Когда-то основоположники наиболее радикального и влиятельного направления материалистической философии были недовольны тем, что «под материализмом филистер понимает обжорство, пьянство, похоть, плотские наслаждения и тщеславие, корыстолюбие, скупость, алчность, погоню за барышом и биржевые плутни, короче — все те грязные пороки, которым он сам предается втайне» [9, С. 290]. Но стоит ли сводить причины такого понимания материализма к философской необразованности обывателя? Ведь правда то, что основу всех ценностей материализм видит в материальных потребностях человека: «Даже туманные образования в мозгу людей (именно «в мозгу», а не «в уме», например! – А.А.), и те являются необходимыми продуктами, своего рода испарениями их материального жизненного процесса» [10, C.25].
Иначе говоря, материализм провозглашает, что единственный настоящий и фундаментальный закон жизни (он же – закон природы; он же – базис общества; он же – истинный источник всех ценностей) – это «похоть плоти, похоть очей и гордость житейская» (1 Ин. 2: 16). Более того, первично-истинный закон – это именно «похоть плоти», удовлетворение материальных, физически-физиологических потребностей. Оно первично, отражая «первичность материи». «Похоть очей и гордость житейская» – на душевном и духовном уровне – это уже «испарения материального жизненного процесса». Таким образом, упомянутые в качестве «филистерских представлений» о материализме «тщеславие, корыстолюбие, скупость, алчность, погоня за барышом и биржевые плутни» являются вполне закономерными «испарениями» названных перед ними «обжорства, пьянства, похоти и плотских наслаждений». И в совокупности все названные качества вполне точно отражают материалистическое понимание сущности мира и жизни в нем, а негативные оценочные коннотации к этим словам есть уже вполне идеалистические предрассудки.
Правда, по утверждению материалистов, «испарения материального жизненного процесса» могут иметь и вполне благопристойный вид. И действительно, мы видим в истории и современности людей, которые, декларируя свои материалистические взгляды, являют своей жизнью пример «служения высоким идеям» Добра, Истины, Справедливости, Свободы, Гуманизма, Патриотизма и т.д. Многие материалисты в своей личной жизни явно не чужды переживанию духовного смысла этих высоких ценностей. Беда только в том, что в своей философии они сводят смысл этих ценностей именно к весьма сложному и опосредованному проявлению «похоти плоти, похоти очей и гордости житейской».
Даже если сами они способны к чистому от всякой материальной заинтересованности восхищению Красотой, происхождение эстетического чувства связывают с пищевым удовольствием и сексуальным желанием.
Даже если сами они вполне бескорыстно совершают что-то во имя Добра и способны к самопожертвованию, происхождение нравственности ведут от противоречивого сочетания инстинкта самосохранения и расчета на ответную помощь.
Даже если сами они готовы ломать копья за Истину, теоретически видят в познании только отражение одних элементов материи в других ее элементах, причем отражение, подчиненное всеобщим законам и никак не зависящее от иллюзии свободной воли, которая иногда у некоторых элементов наличествует, но сама является превратным отражением свойств материальной субстанции.
Иначе говоря, даже если в своей личной жизни некоторые материалисты способны утверждать значимость духовно-ценностного измерения человеческого бытия, учением своим они растлевают умы и сердца.
Если «Красота» сводится в своей сути к очень опосредованному проявлению физиологии, то не правильнее ли жить прямо – физиологией?
Если «Добро» – это только очень странное проявление эгоизма и расчета (или стадного сознания), то не лучше ли жить прямо – разумным эгоизмом и избавиться от стадных предрассудков?
Если «Родина» имеет в основе тот же стадный инстинкт и ощущение привычного комфорта от материальных условий существования, то – не безумие ли жертвовать этим самым материальным комфортом – а то и жизнью! – ради какой-то мифической идеалистической «Родины»?
Если научное познание (к которому любят апеллировать материалисты) есть только отражение материи в самой себе (в нейронах мозга), то в чем же ценность того, что структура ДНК через какую-то невыразимую по сложности цепочку опосредований отразилась в нейронах мозга Френсиса Крика? Сам этот мозг великого ученого давно сгнил, говоря попросту, а философски выражаясь – материя перешла в иную форму существования. Мы можем тоже отразить в своих мозгах его открытие, отраженное на различных материальных носителях, но наши мозги ждет та же участь перехода в иную форму существования материи, причем независимо от того, отражали они вообще хоть что-нибудь или нет.
Стоит сказать и несколько слов по поводу материалистического понимания истории, которое до сих пор привычно ассоциируется в массовом сознании с научным подходом. Да и для существенной части гуманитарной интеллигенции исторический материализм, с некоторыми, разумеется, поправками на уроки XX века, остается незыблемой установкой. Напомним, что «это понимание истории заключается в том, чтобы, исходя именно из материального производства непосредственной жизни (…) объяснить (…) все различные теоретические порождения и формы сознания: религию, философию, мораль и т. д., и т. д.» [10, С. 36-37]. «Материальное производство непосредственной жизни» – это рождение детей и обеспечение физического существования.
Первое, в чем пытается убедить нас эта концепция, – люди отличаются от животных тем, что… не отличаются от них ничем: «Людей можно отличать от животных по сознанию, по религии — вообще по чему угодно. Сами они начинают отличать себя от животных, как только начинают производить необходимые им средства к жизни, — шаг, который обусловлен их телесной организацией» [10, с. 19]. Сознание и религия, по мнению К. Маркса, – отличия несущественные, существенно то, что люди – как и животные – в соответствии со своей телесной организацией материально поддерживают свою жизнь, а также пытаются поддерживать ее все лучше и лучше. В этой фразе сделан акцент на производстве средств для жизни, однако
Заговаривая о «сознании», К. Маркс отмечает, что оно есть осознанное отношение: «Мое отношение к моей среде есть мое сознание» [10, c. 29], чего нет у животных («животное не "относится" ни к чему и вообще не "относится"; для животного его отношение к другим не существует; как отношение» [10, c. 29]). Но это едва наметившееся отличие человека от животного мира тут же усердно затушевывается указанием на первобытное «осознание природы, которая первоначально противостоит людям как совершенно чуждая, всемогущая и неприступная сила, к которой люди относятся совершенно по-животному и власти которой они подчиняются, как скот; следовательно, это – чисто животное осознание природы (обожествление природы)» [10, c. 29]. Тут собрано в одной фразе столько несообразностей, что этот узел трудно распутать.
1. Почему «природа противостоит людям»? Не она ли их породила? Семью строчками ниже утверждается даже «тождество природы и человека». Почему же она для людей «чуждая и неприступная сила»?
2. Что значит: «люди относятся совершенно по-животному» к природе, когда только что (десятью строчками выше) было сказано: «животное не "относится" ни к чему и вообще не "относится"»?
3. Что значит: люди «подчиняются, как скот» власти природы? «Скоты», то есть животные это и есть сама природа, органическая часть природы, они не властвуют и не подчиняются, они просто поддерживают физическое существование и рожают потомство.
4. И, наконец, самое вопиющее: первичное человеческое «осознание природы… это – чисто животное осознание природы (обожествление природы)»?! Для того, чтобы замазать всякий намек на принципиальные отличия человека от животного мира К. Маркс готов приписать животным даже «обожествление природы»!
Речь идет не просто о каких-то «неудачных формулировках» К. Маркса, и уж конечно не о «диалектике», попытки прикрыться которой только дискредитируют диалектический метод мышления. Речь в данном случае – о принципиальной абсурдности этого подхода, ставшего уже привычным, но не способного связать воедино свои основания. Тот же Маркс много писал о коммунизме как подлинно человеческом обществе, где восторжествует подлинно человеческое отношение к миру и друг ко другу, а также подлинная человеческая свобода. Но как только встает вопрос об основах этой человечности, о том, что же делает человека человеком, – однозначно утверждается, что человек ничем не отличается от животного, что все его отличия – это чисто животные качества, которые просто выглядят по-другому. Коротко и ясно выражая эту мысль: «Человек есть обезьяна и потому должен полагать душу свою за ближнего» [11, с. 415].
Итак, материалистическое понимание истории старается, прежде всего, убедить нас в отсутствии отличий человека от животного мира. Следующим шагом оно утверждает, что движущей силой истории является забота человека о материальном обеспечении своей жизни. Для того то и потребовалось говорить о естественном происхождении противоестественных проявлений человеческой души: религии, нравственности, тоски по смыслу жизни, жертвенного служения идеалам и т.д. Ведь именно эти проявления движут человеческую историю. Только после того как путем натяжек и подтасовок (а иначе не получается) удалось свести религию к «обожествлению природы у животных», к страху перед «чуждой» природой, с которой человек вообще-то «тождественен», свести нравственность к «саморегуляции вида» (тогда как эта саморегуляция обеспечивается инстинктом самосохранения и законом естественного отбора), свести все духовные идеалы (требующие вообще-то самопожертвования) к опосредованному обеспечению материальных интересов, – вот тогда и историю можно «объяснять». Только понять в ней уже ничего не удастся.
Не удастся даже понять, почему люди охотились на мамонтов, когда есть так много более удобных и безопасных для охоты животных, а мамонта не только убить очень трудно и опасно, но даже и съесть-то потом до конца невозможно. Не удастся понять, зачем люди еще до всякой государственной организации жизни, ютясь в жалких хижинах из плетеных циновок, строили для своих покойников (или для каких-то иных, но явно не хозяйственных целей) мегалитические сооружения, поражающие наше воображение. С точки зрения исторического материализма не удастся понять ни египетские пирамиды, ни единобожие древних евреев, ни наскальные росписи верхнего палеолита, ни духовную деградацию необычайно материально развитой современной цивилизации, как, собственно, невозможно объяснить, почему духовная деградация всех известных великих цивилизаций начиналась именно при достижении ими материального благополучия.
Внушая человеку мысль о том, что все в истории сводится к материальным интересам такой подход заражает общество цинизмом. Все по-настоящему высокое объявляется, по существу, иллюзией, заблуждением, лицемерием и обманом. Назначение так называемого «духовного» – служить материальному благополучию, а всякий, кто утверждает обратное, автоматически попадает в одну из двух категорий: либо он глупец, не понимающий настоящего закона жизни, либо мошенник, пытающийся в своих корыстных интересах дурачить окружающих. Когда идеологи исторического материализма сетуют на бездуховность нынешнего общества, на отсутствие у молодежи идеалов, они, кажется, вполне искренне не замечают того, что это – их родные дети не только по крови, но и по убеждениям. Какую материалистическую духовность, какие материалистические идеалы они могли бы предложить им? Если в основе истории лежит «производство жизни – как собственной, посредством труда, так и чужой, посредством рождения» [10, с. 28], то вполне естественно, во-первых, презрение к любой болтовне про духовность, а во-вторых, стремление обеспечить жизнь без труда, а детей вообще не рожать, а выращивать их в пробирке.
Подведем некоторые итоги в виде тезисных выводов.
Философский материализм убеждает человека в иллюзорности свободы, и тем самым низводит его на положение вещи среди вещей.
Философский материализм внушает человеку мысль о сводимости всех духовных ценностей и устремлений человека к элементарным физиологическим функциям, и тем самым подталкивает его к отказу от духовной мотивации как таковой.
Философский материализм лишает человека даже возможности задуматься о смысле собственной жизни, ограничивая умственный горизонт вопросами материального обеспечения этой жизни. Тому, кто все-таки дерзает спрашивать о смысле, материализм прямо заявляет (либо исподтишка внушает), что жизнь никакого смысла не имеет и иметь не может, поскольку представляет собой ничтожный момент в безначальном и бесконечном круговороте превращений материальной субстанции. Тем самым философский материализм подводит человека к признанию того, что единственный разумный рецепт в жизни: «Ешь, пей, веселись, ибо завтра умрешь. И в таком поведении тоже нет смысла, как нет его ни в жизни, ни в смерти, – разъясняет материализм, – но это, по крайней мере, приятно!».
Философский материализм существует в нашей стране, во-первых, как наследие идеологической монополии советского марксизма, а во-вторых, подпитывается на бытовом уровне массовой идеологией «общества потребления», которая на Западе уже потребила, то есть истребила духовную культуру Европы, а теперь угрожает существованию России.
Философский материализм является мировоззренческим корнем духовного кризиса современной цивилизации. Этот кризис имеет множество проявлений в виде разрушения семьи, постмодернистского декаданса, паранаучного оккультизма, поддержки нравственных извращений под флагом «прав человека», гедонистических настроений, распространения депрессий и психопатологий, которые только усугубляются психоаналитическими методиками. Однако, на наш взгляд, именно материалистическое восприятие мира создает предпосылки для всех этих деструктивных проявлений.
Противодействие кризисным процессам в духовно-нравственной и социальной сфере может быть успешным только тогда, когда будет опираться на глубокую и сильную духовную философию, способную раскрыть для человека высокий смысл его призвания на Земле и в Вечности.
Литература
1. Камю А. Счастливая смерть: Роман; Посторонний: Повесть; Чума: Роман; Падение: Повесть; Калигула: Пьеса; Миф о Сизифе: Эссе; Нобелевская речь. – М.: Фабр, 1993. – 574 c.
2. Худиев С. Разум, ведущий к вере // Фома: православный журнал. – 2011. – № 10(102).
3. Дулуман Е.К. Фрэнсис Крик – величайший учёный и убеждённый атеист // Свобода от религиозного фундаментализма. – Sotref.com, 2006-2010. – URL: http://sotref.com/nauka_i_religija/ kreacionizm/555-fryensis-krik-velichajshij-uchyonyj-i-ubezhdyonnyj-ateist.html. [Дата обращения 07.03.2014].
4. Ленин В.И. Материализм и эмпириокритицизм // Полн. собр. соч. / изд. пятое. – Т. 18. – 526 с.
5. Девис П. Суперсила: поиски единой теории природы / пер. с англ. Ю. А. Данилова и Ю. Г. Рудного под ред. Е. М. Лейкина. – М.: Мир, 1989. – 272 с.
6. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: Т. 1-4. – Т. 2. И-О. – М.: Русский язык, 1989. – 779 с.
7. Анисин А.Л. Концептуальные и реальные смыслы свободы // Вестник Челябинского государственного университета. Научный журнал. – 2010. – № 31 (212) – Философия. Социология. Культурология. Вып. 19.
8. Новейший философский словарь / сост. и гл. научн. ред. А.А. Грицанов / 3-е изд., исправл. – Мн.: Книжный Дом. 2003. – 1280 с.
9. Энгельс Ф. Людвиг Фейербах и конец немецкой классической философии // Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения / 2 изд. – т. 21. – 746 с.
10. Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология // Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения / 2 изд. – т. 3. – 630 с.
11. Франк С.Л. Духовные основы общества: сборник. – М.: Республика, 1992. – 510 с.